Но тайну ленивого бога Ли Хан не откроет никому. Пусть ищущие просветления сами постигают эту истину! А если не постигнут… Что ж, будет для них сюрприз.
Недостаток пастырей и близость реки сыграли с властями Суроби-хуссо злую шутку: когда волна беженцев докатилась до города, Ана’Чугани, не желающий делиться запасами не то что с чужими, но даже и со своими, левобережными, выгнал всех изгоняющих на берег — "преподать наглецам урок". А дальше — текущая вода, острые ножи, сведения о уязвимости хранителей, вовремя донесенные повстанцами до городских черных… Четверо сильнейших заклинателей прыгнули в воду практически одновременно. Как тут не поверить в перерождение? В реку вошли образцовые изгоняющие, а на берег вернулись дикие колдуны, готовые опостылевших господ рвать в клочья. По стопам мастеров уже спешили ученики.
Может, пастырям и удалось бы укротить этот сброд (боевым плетениям обычных изгоняющих не учат), но на черных сыграла их репутация: оказавшись лицом к лицу с разъяренными колдунами, люди-командиры обратились в бегство. Некому оказалось командовать печатными, заставить стрелков использовать ставшие смертельно опасными пистоли, завалить отступников мясом, в конце концов. Оставшись без прикрытия, пастыри благоразумно отступили. В герои выбился только Т’Фаналь, жрец-недоучка, перед смертью сумевший покалечить какого-то невезучего ученика. Растерзав первого врага, вкусившие крови черные повалили в город, и быть бы Суроби-хуссо горелым пепелищем, если бы не еретик. Старик вышел на середину улицы, долбанул перед собой молнией, и агрессивная свора мгновенно обратилась в миролюбивое сообщество, вышедшее поприветствовать нового вождя. Часовую Башню штурмовали вместе.
Смена власти в городе прошла на удивление спокойно. После фокусов Ана’Чугани чиновникам было уже все равно: что те — не по закону, что — эти, какая, в сущности, разница? А еще — у большинства горожан на правом берегу оставались родственники.
Должность градоправителя узурпировал Рин’Кохаре. В разрушенный проем северного моста установили две баржи, недавно поднятые со дна, набросали досок, и толпы людей, с бесстрашием отчаяния, устремились по этой утлой переправе на безопасный берег.
Гуманизм нового градоправителя одобряли не все.
— Зачем сажать себе на шею столько нахлебников? — морщился еретик.
— Зерно из приморских долей может прокормить три таких города, — не соглашался Рин’Кохаре. — Уж я-то знаю, сколько его проходило через Миронге! А вот чтобы отбить берег у ингернийцев там, черноголовых или южан, нужны солдаты, прах побери, и они у нас будут.
Черный по-новому взглянул на ликующую толпу.
— Это — солдаты?
— Война — дело привычки, — пожал плечами человек. — У них тут семьи, дети, все хотят есть. Тропы к побережью добрые возчики покажут. Я больше об Ана’Дарде беспокоюсь. Он Миронге держит в ежовых рукавицах, к тому же — светлорожденный, не глупее нас. Короче, солдаты будут нужны не меньше хлеба.
И Суроби-хуссо захлестнул водоворот перемен. Робкие голоса осторожных, мол, вот вернется император, утонули в хоре, приветствующем новый порядок. Откуда-то внезапно всплыла идея освобождения Тималао от орийских завоевателей. Сомнению подвергались табели о рангах, названия улиц и нормы морали (хотя последнее новый городской совет настойчиво пресекал). В моду вошли одежда контрастных цветов и вышивка бисером.
Дольше всех о прежних порядках не желали забывать пастыри, две недели державшие оборону в городском Храме. Но потом предводитель непримиримой фракции наложил на себя руки (сам или помогли ему) и светлые запросили пощады. Правда, ворожить для новых правителей они отказались наотрез. Да и еретики с ними! Обойдется как-нибудь. И вообще, стоило ли идти на поклон к магам, если граждане и так беспрекословно подчиняются властям? Причем, даже не в страхе перед обретшими свободу колдунами, нет, в ужасе от того, что исчезнуть может хоть какой-то порядок.
Городской совет теперь заседал в харчевне: во-первых — пиво, во-вторых — ратушу разбушевавшиеся колдуны все-таки спалили (злые языки утверждали, что целью оплаченной акции служили списки налогоплательщиков). Никто особо не возражал, а хозяину харчевни немного приплачивали и обеспечивали защиту от разных проходимцев, что в трудные времена стоило дороже денег.
На сегодняшнем заседании решался вопрос речного транспорта. Мастер Табоди, предводитель уцелевших портовых служащих сухо, по-деловому рассказывал об имеющихся возможностях и тут же предлагал способы их использования. Прежних объемов торговли никто не ожидал, поэтому в порядок решили привести один мост, три причала и сухой док. Речники готовы были сдавать в аренду четыре баржи со своими матросами и уже имели нанимателя на один рейс.
Спокойное течение беседы прервал почтенный Горбаш, прежде имевший среди изгоняющий второй ранг. Колдун, откомандированный в порт ночных гостей пасти и вообще, внушать трепет, имел вид несколько растерянный.
— По реке плывет топор, — сообщил он. — Тьфу ты, в смысле, два грузовика по реке плывут. На веслах!
И все повалили на берег, смотреть на диковинку.
Грузовики, конечно же, плыли не сами по себе — их колеса оказались вморожены в огромную льдину. На минуточку — в среднем течении Тималао, где на камнях днем можно яичницу жарить, а вода — как парное молоко. В передней части волшебного плота азартно орудовали веслами четверо черных под руководством плечистого колдуна в шортах и фуражке. Из-под тента одного фургона выглядывали двое детей, по виду — белых, на капоте второго грузовика развалился полуголый тип неясного происхождения, всем своим видом демонстрирующий, что жизнь — суета. В задней части необычного судна на деревянном настиле стояла ослица, успешно исполняющая роль пароходного гудка. Никогда еще Тималао не видывало столь странной процессии!