На рассвете третьего дня Ана’Рассе поднял ворчащую свору черных на ноги и погнал сразу к причалам, грузиться на баржу. Чиновник нервничал и постоянно оглядывался, а Су’Никар отчаянно зевал — короткой передышки хватило для того, чтобы расслабиться, но не для того, чтобы отдохнуть, настроение было мерзким, желание решать проблемы горожан отсутствовало напрочь.
Долгожданной баржей оказалась крохотная, неухоженная посудина, долгое время простоявшая полузатопленной (полоска облупленной краски тянулась через корпус наискосок). Каким волшебством ее заставили двигаться и долго ли она пробудет самоходной, этого Су’Никар сказать не мог — паровая машина отчаянно гремела и тряслась, чад из проржавевшей трубы клубами опускался на пристань, то и дело превращая день в ночь.
Убедившись, что лошадей устроили подобающим образом, лидер собрал отряд для раздачи ценных указаний:
— Уговор такой: разрешение на отплытие дадут только после выполнения работы (весь экипаж — печатные, они без команды шагу не сделают). Пастырь будет ждать вас на месте, место покажет он, — чиновник указал пальцем на человека в форме городской стражи, топчущегося на берегу. — Зачистить придется четыре стандартных пакгауза, по Уложению, пятерых изгоняющих для этого достаточно. С’Анишу останется со мной вещи караулить. И поосторожней там! Ничего из рук у горожан не брать, к чужому имуществу — не прикасаться. А ты — учеников далеко не отпускай.
Но Су’Никар последнюю фразу пропустил мимо ушей. В самом деле, что может случиться с учениками?
Изгоняющие взвалили на себя мешки с рабочим инструментом (опытный колдун чужим амулетам не доверяет) и зашагали вслед за провожатым, сдержанно матеря экономных горожан, не удосужившихся прислать за ними хотя бы пролетку. Су’Никар шел размеренно, в том темпе, который мог поддерживать целый день, и уделял равное внимание сгрудившимся вдоль набережной лачугам и пустой на всем видимом протяжении реке. Контраст с прежним бурлением жизни был поразительный, и изгоняющий заподозрил, что император не только тракты распорядился закрыть, но и речной флот с Тималао увел (хотя, зачем на юге баржи, неспособные выходить в море — непонятно).
Дорога виляла, стражник на все вопросы отмалчивался, но Су’Никар уже догадался, какая работа их ждет: склады императорских поставщиков — четыре пакгауза с собственным причалом, возведенные с размахом, без экономии на размерах пожарных проездов или качестве материалов. Других достойных объектов в этой части берега не было, а мелкие сараи частников в случае заражения полагалось сжигать целиком.
Он угадал.
Бывшая императорская собственность выглядела жалко. Раньше — образцовые, сейчас добротные строения стояли с облупленной, изгвазданной бурыми пятнами штукатуркой, сорванными ставнями, продырявленными крышами. Ветер бросил в лицо удушливый смрад, хорошо знакомый изгоняющему по странствиям — смесь запахов дерьма и стухшей крови, любимый аромат смерти. Су’Никар внезапно понял, куда делись печатные из бараков: городские власти не стали жечь набитые не вывезенными ценностями склады или рисковать одаренными для того чтобы снять с пакгаузов магическую защиту. Не нужные больше грузчики, докеры и носильщики вручную сбивали печати со стен и ворот, разряжая на себя охранные амулеты. Когда дело было сделано, оставшиеся в живых похоронили мертвых, город избавился от нахлебников и получил хранящиеся в пакгаузах товары практически неповрежденными. Если бы не нежити, заселившие помещения в отсутствии людей, настроения властей ничто бы не омрачало.
— Ждите здесь, — буркнул стражник и умчался куда-то тяжелой рысью.
Изгоняющие нашли тень и устроились в ней, прихлебывая из фляжек холодный чай и проверяя амуницию. Солнышко припекало и вонь разложения становилась совсем уж невыносимой (может, из-за нее местные и уступили работу приезжим). Ученики выкопали в грязи оторванную кисть руки и принялись пугать ею друг друга. Су’Никар прикрикнул на охламонов и велел выкинуть дрянь в реку (а то извозятся, провоняют, а потом спи рядом с ними). Представители городских властей появились еще минут через пятнадцать, вчетвером — помимо знакомого стражника, смердящий могильник решились посетить складской сторож, чиновник средних лет и долгожданный пастырь.
— Почему прохлаждаетесь?!! — набросился на них чиновник, пряча лицо в смоченной уксусом тряпке.
— Мы не прохлаждаемся, — сурово пресек его Су’Никар. — А готовимся к решительному рывку!
Делать какие-то телодвижения в отсутствии пастыря изгоняющий не видел смысла.
Чиновник сердито мотнул головой, но тон сбавил и без лишнего апломба обозначил фронт работ — прогнать гостей, восстановить отвращающие знаки (ничего экстремального). Следуя правилам, Су’Никар проговорил вслух полученные указания и дождался в ответ ясного и недвусмысленного "да" (а то будут потом всякие козлы блеять: "Я не то хотел, я не так сказал!"). Интересоваться именем и должностью человека он принципиально не стал: раз это сделка, а не следование Уложению, то и этикет соблюдать ни к чему. Если подобное отношение и задело чиновника, изгоняющий этого не заметил (могли бы и предупредить, что повязки потребуются!).
— Действуйте, господа, действуйте, — напутствовал их горожанин.
Почему бы и нет, когда возможность есть? Дело-то знакомое!
Изгоняющий пресек попытку учеников форсить и организовал работу в стиле, обычно свойственном Су’Хамату — скучно, последовательно и без огонька. Хитрый старик всегда действовал так, когда что-то не понимал или в чем-то сомневался. Цепочка ритуалов заняла вдвое больше времени, чем могла бы, зато была предельно безопасной и минимально разрушительной. Парочка фом, почти созревший гуль и что-то, пытавшееся стать, кажется, кровавым туманом, покинули этот мир без резких возражений, точно по Уложению. Подзабытое ощущение близости Источника взбодрило Су’Никара и привело в настроение агрессивное и боевое.