Ли Хан проникся и обещал устранить замечания в течение часа. Провозился три. В результате, наш новый попутчик стал похож на ошпаренного поросенка — такой же розовый и лысый, а отъезд пришлось перенести на следующее утро. Признаюсь, когда ведущий к деревне белых перекресток скрылся из виду, не я один вздохнул спокойно. "Ботва", она и в И’Са-Орио’Те — "ботва"! Чем дальше от них, тем спокойнее.
На нового попутчика бойцы Ридзера по началу отреагировали привычно, то есть, никак. А почему, в сущности, ингернийских армейских экспертов должно волновать, есть ли у са-ориотского белого ученик? Но уже на следующий день парень, представленный обществу как Ахиме, придумал способ отличиться.
Первый приступ я сумел купировать, встав с утра пораньше и обнаружив, что Ахиме кашеварит вместо дежурящего по отряду Яркса. Он просто не понял, на что подписался! Вежливо, но твердо, отобрав у белого ложку, я, под разочарованным взглядом мага-тунеядца, отбуксировал его к учителю ("отбуксировал" — не преувеличение: под моей рукой Ахиме обмяк, как большая тряпичная кукла, и, кажется, вообще перестал осознавать, что с ним делают). Ли Хан, не меньше моего удивленный выходкой ученика, попробовал возмущаться:
— Мальчик хотел помочь! Что в этом плохого?
Предки, дайте мне сил!
— Если он хочет помочь, — попытался растолковать я. — Пусть попросит Ридзера поставить себя в график дежурства, а не нарушает установленную очередь. Иначе завтра на него повесят всю повседневную работу, включая стирку портянок Шаграта, причем, отказаться от этой чести он уже не сможет. Улавливаешь?
Ли Хан суть сказанного, может, и уловил, но дело было сделано — Ахиме заинтересовались, а интерес двенадцати скучающих колдунов даже для обычного человека — штука крайне неприятная. Са-ориотца рассмотрели со всех сторон и нашли забавным (все равно, что приговор подписали). Не удачное время Ли Хан выбрал, чтобы принимать учеников, тем более — слабоумных! И компанию не подходящую.
Маскировать свои недостатки Ахиме не умел. То есть, я понимаю, что белым свойственно теряться в незнакомой обстановке, приобретать вид эдакой трогательной беспомощности. Но не до такой же степени! Любое неожиданное или необычное явление погружало Ахиме в прострацию, а необычным для него сейчас было все. Понимания со стороны черных такое поведение не находило. Браймер, например, оказавшегося на его пути белого переставлял как мебель. Румол повадился, проходя мимо, дружески хлопать Ахиме по плечу, погружая того минут на пять в паралич сознания. И даже Ридзер, столкнувшись с парнем у походного умывальника, не удержался и громко заявил "Бу!".
Естественно, Ли Хан пытался что-то сделать, разъяснить, научить. Забавно было наблюдать, как у вежливого и немного нудного белого в голосе прорезаются повелительные нотки, а жесты и мимика приобретают наглядность и выразительность. Только ведь не в коня корм — парень оказался тупым до упора. Все это можно было бы не замечать, если бы не смутное ощущение, что, потерпев неудачу, незадачливый учитель собирается подпихнуть слабоумного алхимику.
Естественно, я это так не оставил.
— Уважаемый, кто из нас ученика взял — вы или я? Вот и держите при себе этого припадочного!
Старый прохиндей вдруг приобрел вид трепетно-почтительный:
— Я восхищен вашей проницательностью, мастер Тангор! Могу ли я просить вас помочь этому бедному юноше? Только вы способны это сделать! В детстве он получил сильную эмоциональную травму и теперь в присутствии незнакомых черных робеет. Ему нужно немного практики…
— А мне-то что с того?
— Я не останусь в долгу.
— Ты и так должен.
— Возможно, есть что-то, что не входит в первоначальное соглашение…
— Например?
— Я мог бы обучить вас местному наречию.
— Зафиг?
— Уверен, такой предприимчивый молодой человек, как вы, пожелает получить в Кунг-Харне дополнительную прибыль. Это проще будет сделать, если у вас будет возможность объясниться с местными жителями.
— Я подумаю.
Мысль хорошая, но, если я сейчас впишусь за белого, бойцы Ридзера мне это до конца дней вспоминать будут. Еще и дразнилку какую-нибудь придумают, типа "мамочка-Тангор". Оно мне надо? Лишняя жадность до добра не доводит.
События развивались своим чередом. Мы, не спеша, преодолели холмы, некогда защищавшие Гартралу от горячих ветров с запада, покинули тракт и двинулись по предгорьям, форсируя многочисленные речки, по летнему времени имевшие вид небольших ручьев. Присутствие человека в этих местах почти не ощущалось, а селений, подобных деревне белых, не встречалось вообще. Один раз мы издалека заметили какое-то скотоводческое кочевье, но вид грузовиков привел местных в неописуемую панику, а преследовать их куратор запретил.
Офонаревшие от безделья Румол и Шаграт выкурили из гнезда гоула (тварь поменьше, чем та троица, что я завалил под Редстоном, но все равно — приличную), повязали магией и приволокли в лагерь, то ли — хвалиться, то ли — белого пугать. Пит даже не нашелся, что сказать по этому поводу. Придурков наградили почетной обязанностью мыть грязную посуду ближайшие две недели, а своего ученика Ли Хан два дня приводил в чувство, отпаивая какими-то травами. Вид у парня стал откровенно затравленный.
Сдохнет у Ли Хана ученик, зуб даю. Что, в таком случае, напишет о нас в своем отчете куратор? Ну и потом — слаб я, не могу оставить белого в беде. Проклятое воспитание…
Долго медлить с решением черным не свойственно, но для благотворительности следовало найти приемлемое обоснование. На очередном привале, когда весь отряд собрался вокруг походного котла, я громко окликнул белого: